Неточные совпадения
В полдень погода не изменилась. Ее можно было бы описать в двух словах: туман и дождь. Мы опять просидели весь день в палатках. Я перечитывал свои дневники, а стрелки спали и пили чай. К вечеру поднялся сильный
ветер. Царствовавшая дотоле тишина в природе вдруг нарушилась. Застывший воздух пришел в движение и одним
могучим порывом сбросил с себя апатию.
С утра погода хмурилась. Воздух был наполнен снежной пылью. С восходом солнца поднялся
ветер, который к полудню сделался порывистым и сильным. По реке кружились снежные вихри; они зарождались неожиданно, словно сговорившись, бежали в одну сторону и так же неожиданно пропадали.
Могучие кедры глядели сурово и, раскачиваясь из стороны в сторону, гулко шумели, словно роптали на непогоду.
Сыплется откуда-то сухой, как толченое стекло, снег, порой со стоном вырвется холодный
ветер и глухо замрет, точно дохнет какая-то страшная пасть, которую сейчас же и закроет невидимая
могучая рука.
Наступили холода, небо окуталось
могучим слоем туч; непроницаемые, влажные, они скрыли луну, звёзды, погасили багровые закаты осеннего солнца.
Ветер, летая над городом, качал деревья, выл в трубах, грозя близкими метелями, рвал звуки и то приносил обрывок слова, то чей-то неконченный крик.
— «Не вихри, не
ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный,
могучий богатырь Добрыня Никитич на своем коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на коне сбруя красна золота.
Дул сильный западный
ветер;
могучие порывы его усиливали быстрину течения.
Вот едет
могучий Олег со двора,
С ним Игорь и старые гости,
И видят — на холме, у брега Днепра,
Лежат благородные кости;
Их моют дожди, засыпает их пыль,
И
ветер волнует над ними ковыль.
И до двух часов дня, пока не перегрузили весь товар, полуголые люди работали без отдыха, под проливным дождем и резким
ветром, заставив меня благоговейно понять, какими
могучими силами богата человеческая земля.
Ни даль утомительного пути, ни зной, ни стужа, ни
ветры и дождь его не пугали; почтовая сума до такой степени была нипочем его
могучей спине, что он, кроме этой сумы, всегда носил с собою еще другую, серую холщовую сумку, в которой у него лежала толстая книга, имевшая на него неодолимое влияние.
Творцу молитесь; он
могучий:
Он правит
ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Даёт земле древесну сень.
Гроза надвигалась. Причудливо разорванные черные тучи, пугливо толпясь и сдвигаясь, как бы прижимались друг к другу — в страхе перед тем надвигающимся таинством, роковым и
могучим, что должно было произойти в природе. Предгрозовой бурный и дикий вихрь кружил в ущельях и терзал верхушки каштанов и чинар внизу, в котловинах, предвещая нечто жуткое, страшное и грозное. Казалось, не
ветер свистел в ущельях, а черные джины гор и пропастей распевали свои погребальные песни…
Дикий свист
ветра превратился в сплошной
могучий рев…
Настал вечер. Отужинали. Непогода усиливалась. В саду стоял глухой,
могучий гул. В печных трубах свистело. На крыше сарая полуоторванный железный лист звякал и трепался под
ветром. Конкордия Сергеевна в поношенной блузе и с косынкою на редких волосах укладывала в спальне белье в чемоданы и корзины — на днях Катя уезжала в гимназию. Горничная Дашка, зевая и почесывая лохматую голову, подавала Конкордии Сергеевне из бельевой корзины выглаженные женские рубашки, юбки и простыни.
Назади остались степи, местность становилась гористою. Вместо маленьких, корявых березок кругом высились
могучие, сплошные леса. Таежные сосны сурово и сухо шумели под
ветром, и осина, красавица осени, сверкала средь темной хвои нежным золотом, пурпуром и багрянцем. У железнодорожных мостиков и на каждой версте стояли охранники-часовые, в сумерках их одинокие фигуры темнели среди глухой чащи тайги.
Через два вагона вперед вдруг как будто кто-то крякнул от сильного удара в спину, и с удалым вскриком в тьму рванулись буйно-веселящие «Сени». Звуки крутились, свивались с уханьями и присвистами; в
могучих мужских голосах, как быстрая змейка, бился частый, дробный, серебристо-стеклянный звон, — кто-то аккомпанировал на стакане. Притоптывали ноги, и песня бешено-веселым вихрем неслась навстречу суровому
ветру.
Впереди шел Ермак, а в первой шеренге справа — Иван Кольцо. Приблизившись к тому месту, где стояли Строгановы и слуги с хлебом-солью и образом, Ермак Тимофеевич снял шапку, истово перекрестился и отвесил Строгановым поясной поклон. То же самое сделали как один человек все его люди. Шапки с голов были сброшены словно
ветром, и правая рука поднялась и осенила
могучие груди истовым крестным знамением. Строганов отвечал проходившим тоже поясным поклоном.